По течению
У памятных событий ничем не примечательные начала. После весенней сессии Нина решила сначала ко мне прилететь, а потом до конца каникул- к родне в Сучан. У меня представилась возможность увильнуть от работы: ничто в природе не исчезает бесследно, вот и выпитое с хирургом Калашниковым спиртное породило документ в виде бюллетеня на недельку… Чихал я сейчас на своё начальство!
В аэропорту Северо-Енисейска мы с Геной Качуриным встречаем мою Нину. Автобус на Тею уходил в час дня, у нас еще было время для небольшой выпивки по поводу встречи, затем идём на остановку автобуса, прощаемся с дядей Геной и увозит нас рейсовый автобус в поселок Тея, что в 35 км от районного центра.
–Красиво тут у вас, – восхищается Нина. Действительно, зелень берёзок совсем юная, они всего дней десять как распустились. Ночью прошел дождь, пыли нет, легко дышится у открытого окошка. Ручей, вдоль которого мы едем, полноводный. Впереди час езды – убаюкивающей, благостной.
Посёлок Тея в прошлом был важным перевалочным пунктом Северо-Енисейского района. Все грузы шли из краевого центра водным путём и выгружались в посёлке Тея, затем перевозились к нам на рудник.
Лес вырубили, обмелела река Тея, завоз по большой воде вынуждены производить сейчас до Брянки и Пит-Городка, где расположены склады на целый год для всего района. Суда с баржами сейчас идут по Енисею, потом по реке Большой Пит. Нужно угадать время, когда Енисей и Большой Пит освободятся ото льда, а большая вода не спадёт, чтобы караван прошёл. Со всего района командировали в Брянку молодую рабсилу, чтобы за две недели круглосуточной работы успели разгрузить караван с годичным запасом всего необходимого для жителей района.
Электростанция в посёлке Тея, которая питает в том числе и рудник в Северо-Енисейске, жрёт по 400-500 кубометров дров ежесуточно, тайгу в окрестностях вырубили, посёлок начал чахнуть, по крайней мере прекратил развитие. Кроме белого здания ТЭМЦ есть в посёлке ТММ (Тейские механические мастерские), производящие ремонт горного оборудования для рудника и обогатительной фабрики, и крупный ЛЗЦ (лесозаготовительный цех). В основном на этих предприятиях и работает местное население (около 3 тыс. человек). Есть в посёлке клуб, который ввиду ветхости большей частью закрыт, строится новый. Имеется промтоварный магазин, четыре продовольственных и один ларёк, столовая, почта и средняя школа.
Энциклопедические сведения о посёлке Тея исчерпаны. Расскажу, как нас встречал в посёлке Иван Сухачев, он же Ватрушкин. Однажды я поплакался ему, что вот невеста прилетает, а жить нам негде, не в общежитии же…
– У меня жена уезжает в Дом отдыха, поживи у меня. Ключ будет под ковриком.
По заветному адресу мы с Ниной добрались к жилищу Вани Ватрушкина. Квартира заперта, но ключ оказался на месте. Как и большинство северных строений, дом представлял собой бревенчатый барак, но с отдельным входом. Комната с плитой большая – в общежитии на такой площади поселили бы как минимум 5 человек. Мы подкрепились и завалились спать. Не то, чтобы спать, но миловаться: слишком долго мы не виделись. И не надо никаких путешествий!
На следующий день приходит Ватрушкин, приносит два рюкзака, мы загружаем в них всё, что потребуется в ближайшую неделю путешествия на плоту по реке. На лодке с мотором, принадлежащей тестю Ивана, мы плывём к острову, где нас ждёт плот. На остров вброд ходят в поиске сочной травы поселковые коровы, едва замочив вымя. В переводе с тунгусского Тея означает «Красавица», река имеет длину 261 км, в районе посёлка Тея её средина. Течение быстрое, вода чистейшая, но холодная.
В первый день сплава мы прошли немного, может половину пути до прииска Суворовский.
Были же времена! Север разбудила не только золотая лихорадка старателей, но и зеки Дальстроя, Норильска, осваивался Севморпуть и даже на Новой Земле коченеют солдатики, чтобы могучий СССР проводил подземные ядерные взрывы. От мыса Дежнева и острова Врангеля до границ страны на побережье Берингова моря несут круглосуточную вахту полярники-метеорологи. У них мизерные зарплаты, несмотря на северные добавки, вот и работают на двух-трёх ставках. Партии крохотные, зато их множество. Летом Север кишит партиями геологов, научными экспедициями. Потом страной стали править зав-лабы и посчитали, что это нерентабельно – заглох Север. В основном же Север осваивался на костях 50 миллионов зэков, увековеченных Эрнстом Неизвестным в Магадане в бронзовой «Маске смерти» (от гонорара в 1 млн. долларов скульптор отказался). Мы вольные, для нас сплошное ликование плыть на плоту в самый длинный день в году по быстроводной реке с живописными берегами, сплошь поросшими хвойными деревьями. Летишь на труженике полярной авиации АН-2 над тайгой Североенисейского района, а внизу причудливо извивается грязно-желтая речушка, долго её наблюдаешь, наконец, видишь драгу, а выше её прозрачная речка. Может Тея не золотоносная? Вода в ней чистейшая, а хариус нагуливает вкуснейшие телеса.
Бесподобны северные закаты! Будем гонять чаи, пока не стемнеет.
Высаживаемся на берег, привязав плот, ставим палатку и разводим костёр. Чайник закипает быстро. Нина по-хозяйски «накрывает стол».
Еще две недели назад у нас осадки были в виде мокрого снега, после чего в рост поспешила трава, нежная черемша. Липкими были юные листочки берёзы. Весь май не было солнечной погоды, а сейчас вот – Крым обзавидуется!
Зябкое утро заставило нас быстро собраться в путь. Лучи восходящего солнца пробивали туман над рекой.
На плоту я пробую рыбачить, а Нина читает, высунув из спального мешка лишь голову и руки. У меня ни черта не получается, делаю на завтрак бутерброды с колбасой, которые мы съедаем незамедлительно, потом едим консервы «Китовое мясо», в которых почти половина банки горох, само мясо почти черного цвета, однако же вкусно, питательно, а главное – дёшево. Потом из термоса наливаем в кружки чай, заваренный душицей, забеливаем его сгущенкой и блаженно растворяемся в полном единении с природой. И пусть плот развернуло перпендикулярно течению, нам без разницы, - мы в гармонии с природой.
С каждой минутой жарче пригревает солнце. С шестом стою на плоту. То ли я набираюсь опыта, а может река стала глубже, а течение медленнее, только нас уже всё чаще несёт вперёд «носом», а не «кормой». Когда нас разворачивало поперёк течения, вода омывала наши босые ноги, грозила залить рюкзаки и спальные мешки, расположенные на «мостике», - возвышении из четырёх дощечек, прибитых поперёк брёвен.
Я раздеваюсь и блаженно подставляю спину солнцу, пока не появились комары и мошкара. У них тяжелые крылья после утреннего тумана. Подсохнут – нападут, житья не будет!
Мне наконец-то подфартило: на удочку без удилища (леска да крючок с наживкой) я поймал два крупных хариуса и четыре поменьше. Мы их тут же выпотрошили и засолили. А я ведь до этого понятия не имел о рыбной ловле.
«…А ещё жизнь прекрасна потому, что в ней есть место путешествиям!» Эти слова Н. Пржевальского были эпиграфом, рефреном и эпитафией нашего путешествия.
Мы без конца фотографируемся: то я Нину, то она меня, то вместе автоспуском. Устаёшь даже от красивых видов, если их слишком много за каждым поворотом. И от счастья можно устать.
Спокойное течение, уплывают на юг таёжные берега Теи. А на берегу множество ярко-оранжевых цветов – песенные енисейские жарки! Я просто не выдержал и причалил к берегу, нарвал их целый букет и церемониально поднёс Нине:
–Даме моего сердца от рыцаря Печального Образа.
– Ты даже ничего смешного не можешь придумать, - обиделась она, - тоже мне Рыцарь!
– Видишь ли, Нина, моё остроумие похоронено обилием впечатлений, но я обещаю тебе, как только переварим первую порцию…
– Кстати, свари уху.
–Почему я?
–Ты же рыцарь… Должен служить даме сердца.
–Кусаешься? А вроде не голодная…
С живота на спину, и наоборот мы кантуемся, подставляя солнцу еще не загоревшие тела. Благодатная лень прочно сковала нас. Одну страницу книги я читаю уже минут пятнадцать и никак не могу сосредоточиться.
Около полудня мы закрепили плот у прииска Суворовский. Не рискнули пойти вдвоём. Нина пошла в посёлок первой и вернулась довольно быстро. Принесла три булки хлеба, несколько банок консервов, ещё какие-то кульки да свёртки, словом, почти полный рюкзак.
– Ну и что?
–А ничего и никого. Можешь не ходить. Не понимаю, как здесь люди живут.
Но я всё-таки пошел. В посёлке ни одного взрослого деревца; домики, словно в аварийном порядке построенные, вот-вот рухнут. А ведь тайга рядом: строй – не хочу! Перекосившиеся и в землю ушедшие избы, кое-где сохранившийся деревянный тротуар, узкий, с проломленными досками. Никого я не встретил, только у побелённого здания расхаживала крупногабаритная свинья. Полный грустных мыслей, я зашел в неуютное строение магазина. Сумрак внутри, не разглядеть товаров. Впрочем, товаров и нет. Взял большую бутылку «Портвейна-13» с грязной этикеткой. После завоза даже в глухих посёлках района спиртное имеется.
А район, даже по сибирским меркам немалый – 230 км с запада на восток и 320 с севера на юг, 47242 км2 территория. Площадь Эстонии 45,1 кв. км. И всё золото, золото.
Нина встретила меня возмущенно.
– Зачем ты взял эту дрянь? Смотри, там же полбутылки осадка.
Не удивительно, ведь этой бутылке пришлось претерпеть морозы, при которых она непременно должна была замёрзнуть и лопнуть.
Когда отчаливали, на берегу из ниоткуда материализовалась девчушка-мурзилка дошкольного возраста . Она любопытными глазёнками наблюдала за нами. Кроме продавщицы магазина это был единственный житель посёлка Суворовский, которого мы видели. Хотя нас могли видеть многие жители посёлка из подслеповатых окон своих избушек.
–Итак, 40 километров позади, осталось еще 140, подытожил я, далеко не уверенный в своей правоте.
В полдень нас обогнали две лодки с подвесными моторами. На первой сидели два мужика и собака, на второй мужчина и женщина. С нами они не стали общаться, лишь помахали руками, мы ответили тем же.
На обед причалили к берегу. Невидимые кукушки обещали нам долгие годы жизни. Вино было малоприятное на вкус, зато отличное по воздействию.
–Нинка, а я тебя люблю… – начал я, как мне казалось, с неподдельной страстью.
–Да ты что? – почти искренне ужаснулась она.
–Хочешь, в воду прыгну?
–А не утонешь?
И вместо того, чтобы самому прыгнуть в воду, столкнул её, затем и сам бросился в холоднющую воду и одновременно взлетели на брёвна плота как пробки из бутылки шампанского.
Приток Енашимо внёс в Тею муть от драг, работающих на этой реке или её притоках. На многие километры река становится безобразной, хотя, может быть, и безопасной для её обитателей. Опасаясь медведей, старались палатку на ночлег ставить на островах. Наив! Не боятся медведи воды. К добыче на острове благодаря своему нюху медведь обязательно выйдет. Вопреки логике, мы всё-таки предпочитали ночлег на островах. У нас не было оружия, острова казались безопаснее для ночлега.
Орудуя топориком, я быстро поставил палатку, а Нина развела костёр. Мы варим уху. Картошки у нас мало, зато хариуса вдоволь. Я понятия не имею, как правильно варить уху, но старательно помогаю Нине. Она злится и говорит, что я ей только мешаю. Тогда я беру фотоаппарат и снимаю то, что перед глазами: почти голенькая любимая на фоне вечно девственной природы.
Часть рыбы мы засолили, а остальную использовали для ухи. Слышал, что бывает тройная уха, - мне бы хоть одинарную научиться готовить.
Садится солнце. Какие красивые закаты на Севере! Еще на Камчатке во время солдатской службы я полюбил эту северную красоту природы. Золото, расплавленное в полнеба запада! И не на минуты. Это умирает день. Природа демонстрирует закат дня, Жизни Закат, который должен быть прекрасным!
Обжигаясь, мы едим уху прямо из закопченного котелка. Курится, догорая костёр, но не гаснет день. В Северо-Енисейске в эти часы бензопилы спать не дают – дрова на зиму запасают.
Затихает пернатый мир, только вечная река не умолкает.
Это великое благо – хоть на неделю в год вырваться на природу, забыть житейские невзгоды, нервотрёпку каждодневную, а работать ровно столько, сколько желудок требует для своего насыщения. Да здравствует первобытное существование!
Вспоминаю «Зелёные холмы Африки» Хемингуэя. Из дорогущего ружья Хем стреляет в гиену, у ней волочатся по земле внутренности, она извивается, кусает и пожирает собственные внутренности. Картиной любуются аристократы – Хемингуэй и его престарелая подруга, которую писатель именует мамочкой. Путешествуют в дорогом автомобиле, с ними слуга, он же носильщик и телохранитель. Нет, это не любовь к природе!
Вячеслав Шишков, роман, ради которого он родился «Угрюм-река». Незабываемые страницы – горит тайга, зябкие сцены купания в таёжной Угрюм-реке, комизм смертельного номера: медведь гоняет Ферапонта вокруг дерева, - вот это таёжный дух!
Сейчас славословят Леонида Леонова и его «Русский лес». В романе любовь к русскому лесу лишь в лекции профессора. Что ли сибирская тайга не русский лес?
Самый длинный день в году подходит к концу. По транзистору слушаем «Маяк». Днём здесь только хрип. Укладываемся в спальные мешки. Чему-то потаённому улыбается Нина, я тоже весь в несбыточных мечтах.
На следующий день Нина мне сказала:
–А ведь мне всё это очень знакомо. Прошлым летом я была на практике на юге Красноярского края – такие же сопки, и тайга очень похожая.
Протянула мне записную книжку. На первой странице сурьёзная печатная визитка: «АКАДЕМИЯ НАУК СССР», и далее графы для заполнения владельцем.
Я начал читать.
8 июля 1965 года.
Вчера первый раз вышли работать. Наша стоянка на правом берегу реки Он. Метров 30 ниже Он впадает в Ону. Он речка очень быстрая, бурная, вода холодная Она немного шире, в остальном такая же. Обе очень шумят.
День был отличный, солнечный. Мы перешли Он по двум брёвнам, миновали посёлок и углубились в тайгу. Сначала поднимались по очень крутому склону, идти крайне трудно, во-первых, потому, что круто, а во-вторых лес очень засорён поваленными и гнилыми стволами. Вся земля покрыта толстым слоем мха. Деревья очень высокие - за 40 метров, преимущественно кедр и лишь изредка пихта.
Поднялись на вершину, откуда открылся чудесный вид на долину речки Она, кругом горы и горы, вдали виден хребет Хан-Сын с белыми пятнами снега.
На вершине взяли пробу <геологическую, - камней> и стали спускаться. В лесу темно и прохладно (мы ведь по северному склону спускаемся). На половине дороги пообедали консервами.
Встретилось нечто, похожее на жильё, но когда подошли поближе, то оказалось, что это корневище упавшего кедра, заросшее мхом и напоминающее шалаш. <Наверное, в таких местах медведи в зимнюю спячку впадают, а медведицы потомство рожают.> Видели летящую рябую сову, и днём ей не спится!
Спустились еще немного и взяли пробу. Перед посёлком встретили заросли жимолости, насобирали кружку ягод, а чуть ниже попался малинник.
Нина в прошлом году была на юге Красноярского края, - не Минусинская котловина, - Сибирская Швейцария! - но как много общего с золотоносной тайгой Северо-Енисейского района. Площадь Красноярского края 2401600 км2 (правда, сейчас меньше – Хакасия не входит в состав края). В какой стране есть такой штат, регион, кантон, провинция?
Тея впадает в Вельмо, а Вельмо в Подкаменную Тунгуску. Мы гораздо южнее многоводной Подкаменной Тунгуски, на которой до сих пор вверх по течению, восточнее, стало быть, существует посёлок Ванавара, вблизи которого в 1908 году упал Тунгусский метеорит, следов которого так и не найдено. Может, прав был писатель- фантаст А. Казанцев, предположивший, что это была авария космического корабля инопланетян. Ученые не сказали ни да, ни нет. А жаль. Версиями, даже самыми фантастическими, развивается наука.
Ванавара далеко. А чем знамениты эти места? Пожалуй, так и остались бы охотничьими угодьями тунгусов, если бы не золото. Стало легендой, что первое золото на Урале и на Енисее нашли охотники в зобу убитого глухаря. В Северо-Енисейске бытует такая история: артель мыла золото на ручье, их кухарка поднялась на сопку, чтобы собрать к обеду грибов. А там валуны кварца с золотыми жилами. Поднялись старатели вверх, стали добывать рудное золото вместо самородного. Даже карьер образовался. Предприниматель Авенир Власов под землю углубился, каждые три сажени горизонт образовывая. Мне довелось поработать на 9-й и 12-й сажени, уже отработанных горизонтах, однако содержащих еще много богатейшего содержания золотоносной руды. И деревянные постройки авенировской обогатительной фабрики исправно работали в 60-у годы. За 50 лет работы Авенировский рудник (он стал называться Советским) добыл 40 тонн золота.
Задолго до героев золотой лихорадки Джека Лондона сюда пришли золотоискатели, не убоявшись комариной тайги, бездорожья, морозов и зверья, мыли по ручьям и речушкам золотишко. И если речка была золотоносной, строили на берегу её жильё, посёлок возникал, годный для оседлого жилья.
Золотые потоки лились в Енисейск, столицу Енисейской губернии. У Вячеслава Шишкова есть описание широкого загула золотоискателей («Угрюм-река»). То же, если не похлеще, было и в Енисейске. До сих пор сохранилось название сопки у дороги Северо-Енисейск - Брянка «Дунькин пуп». Был у подножия сопки то ли постоялый двор, то ли кабак, где можно было покушать, переночевать, даже женскую ласку у самой хозяйки купить за отдельную плату. Звали хозяйку Дуня, женщина была типично русского сложения – дебелая, за сексуслуги назначала тариф: насыпать золотого песка в воронку, на дне которой покоился её собственный пупок.
Сибирский тракт Омск – Томск – Енисейск – Иркутск – Якутск – Охотск. Зимой и летом по этой артерии Российской империи несутся лошадиные упряжки с важными чиновниками, почтой, золотом и мехами, а то и просто каторжанами. Вряд ли по этапу шли каторжане на Сахалин. Читаешь И. Гончарова («Фрегат Паллада») – диву даёшься: сколь быстро добирались тогда из Охотска до Якутска. Десять дней! (Комично выглядел путешественник И. А. Гончаров, прототип Обломова, как сам автор сознавался: в первый же день путешествия верхом на лошади грузный писатель сбил жо… и его везли дальше на носилках, укреплённых на паре лошадей.) За 21 день по замёрзшей Лене добрался на лошадях из Якутска до Иркутска А. А. Бестужев-Марлинский («Письмо к доктору Эрману»). «Во глубине сибирских руд» декабристы в кандалах (?) несли свой крест, каким-то образом совмещая с просветительной работой среди коренного населения. Да-леко шагнула советская власть в вопросе содержания зэков (рассказы Варлама Шаламова, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицина)! Есть, конечно, разница между Вилюйском, где отбывали срок Н. Г. Чернышевский и украинский поэт Павло Грабовский, и Петровским Заводом, в котором гремели кандалами некоторые декабристы.
В Енисейске, бывшем центре губернии, до наших дней сохранилось семь великолепных церквей – строили на века! Сохранились магазины купцов дореволюционной постройки, жилые дома, трактиры. В 1913 году город с помпой встречал Фритьефа Нансена. Потом будет Первая Мировая и Великая Гражданская. В Сибири тоже воюют. В Енисейске на старые баржи комиссары загоняют в трюмы беляков и топят их в Енисее, потом беляки такие же операции проводят с комиссарами, не тратя патронов, совсем как пламенная большевичка Землячка в Крыму.
Дедушка Ленин отбывал ссылку в Минусинске. Сибирской Швейцарией называют Минусинскую котловину, сады плодоносят, арбузы вызревают! Владимир Ильич на охоту хаживал, Наденьку с тёщей выписал. Иосиф Виссарионович не вышел… То бишь, не голубых кровей, - Курейку Туруханского края ему для ссылки определили. Только и тут царские сатрапы не столь бдительно охраняли ссыльных, что Кобе бежать представилась возможность, и не один раз… Советская власть увековечила места пребывания вождей: Музей В. И. Ленина в Шушенском – Мекка для советских людей! А в Курейке но-рильчане такой монумент товарищу Сталину воздвигли, что наверное сравним с памятником на Волго-Донском канале. Интересно, как его сносили? В Северо-Енисейске при входе в ДК металлургов стояли гипсовые скульптуры вождей. Однажды ночью (!) бульдозером сковырнули Сталина и куда-то увезли. Остался В. Ленин в гордом одино-честве и пьедестальчик справа товарища Сталина.
Енисейск, столица губернии не гнушался дать приют ссыльным. Здесь «гостил» и умер в 1916 году брат Георгия Димитрова Николай Михайлович, отбывали ссылку большевики Петровский и Спандарян. Последний умер в Красноярске в 1916 году. Крепка, однако, оказалась тюрьма в Енисейске: угодил туда автор сценария любимого фильма Иосифа Виссарионовича «Весёлые ребята».
Вернёмся на плот, по Тее плывущий, бренные тела молодых бездельников несущий. Тея- не Мана, по которой на плотах сплавляются каждое лето сотни любителей такого отдыха. Может мы в диковинку встречным и обгоняющим нас путешественникам на лодках с подвесными моторами. Таких нам попалось мало. Их реакции почти ней-тральные. Мы даже больше интересуемся ими: чем занимаются эти люди зимой? Летом, допустим, на драгах работают… Только ведь драгу (плавучую фабрику золота!) обслуживают 4 человека. Ну, высоковольтную линию протянуть надо, просеку прорубить, может бульдозерист полигон для драги подготовит… А зимой? Капалуху или куропа подстрелить можно лишь одолев на лыжах 70 км за день. Диких олешков здесь нет, домашних эвенки пасут на ягелях за тысячу километров отсюда.
Нойба и Енашимо – золотоносные притоки Теи, на них драги золотишко моют. Что такое драга? Плавучая фабрика золота. На ней цепь из 32 ковшей, ёмкостью 250 литров, «грызёт» осадки на 8 метров уровня воды и 12 метров выше поверхности. Содержимое ковшей попадает в грохоты, где промывается сильными струями воды: пустая порода следует в отвал, а тяжелые фракции золота оседают на рифлёных резиновых ковриках. Это не рудное золото, - самородки не нужно перерабатывать. Вот и платят по 1,90 р. за грамм открытчикам, а за рудное золото по 3 руб. 50 коп. за грамм. Мы под землёй добываем золотоносную руду, которую нужно измельчить, эту работу выполняют дробилки и энергоёмкие чаши, затем флотация, осаждение на резиновых ковриках, наконец, амальгамирование – улавливание золота с помощью ртути. Красивый белый песок (кварц) транспортируется в отвал. И содержание золота в отвале больше, чем в руде-шихте. Отвал охраняется государством, пока не будет найден способ извлечения золота из отвалов.
«Шихта» - так называется богатая золотом руда. Это когда в ней содержится 5 и более граммов на тонну (!) руды. А то, что уходило в отвал, содержало гораздо больше. Нет технологии переработки отвалов, потому и охраняет их государство. Золото, что мы добывали на Совруднике, после его переработки на обогатительной фабрике шло в Красноярск на аффинажную фабрику. Вот уж где отделяли зерна от плевел! 20% золота из Соврудника содержало серебро, нам же был спущен план 120 кг золота ежемесячно, попутные металлы в счет не шли.
… Притоки Нойба и Енашимо замутили воду в Тее, но в реке рыбы не стало меньше. Стерляди и тайменя нет, но мелочь на удочку попадает.
Пока Нина готовила уху, я обнаружил махонькое озерко (или старицу) Теи, вода в которой была просто ванной температуры. Сняв с костра котелок с ухой, бежим туда купаться, естественно в костюмах Адама и Евы. Мы плескались там дольше, чем здравомыслие позволяло. Ведь это верх блаженства.
Итак, мы сплавляемся по Тее. Планируем добраться до Вельмо, а там как получится. Из посёлка Вельмо на АН-2 в Северо-Енисейск прилетим. Только ведь человек планирует, а Бог располагает… Мечты, мечты…
Позже я прочитал роман «Территория» Олега Куваева. Очень понравился. Ну а потом читал далеко не совершенную повесть этого же автора «Дом для бродяг». Там тоже автор сплавляется по северной реке, но… в один конец.
После купания опять уха. За два дня она не очень нам надоела, вот только закончились картофелины и лук. Вообще-то, лук мы с собой брали напрасно - на берегу полно черемши: молодая, сочная, аппетитная. Мы едим её как салат – ежедневно и многократно. Я откидываюсь на спину, - сытому ничего делать не хочется, - и смотрю в безоблачное небо. Повезло нам – ни дождя, ни облаков на целую неделю! Плещется вода в брёвнах нашего плота.
Снимаемся с якоря. Плывём… «Куда же плыть?» - вопрошал Пушкин. «Плыви мой челн по воле волн» ответствует ему оперная ария. И никаких мыслей – пустота! Я пытаюсь петь, но Нина меня высмеяла. Действительно, петь я не умею.
Закончилась плёнка в фотоаппарате, зарядил вторую. Фотографирую без устали. Героиня моих снимков – Нина: она всегда на переднем плане, но когда я увлекаюсь рельефностью её тела с близкого расстояния, она злится. Тогда я прошу её меня сфотографировать крупным планом, при этом усердно работаю шестом на носу или корме нашего плота.
Надолго запомнилась мне та ночь!
– Валька, вставай, - медведь!
Я вскакиваю, ничего спросонок не понимая.
–Я слышала, как рявкнул медведь.
То ли от утреннего холода, то ли со страху Нина дрожала, говорила шепотом. Костёр потух, дров поблизости нет. Но я мужественно пошел собирать сушняк, бросил их на кострище и в момент с одной спички разжёг костёр. Сушняк разгорелся.
–Теперь нам никакой медведь не страшен, да и на острове мы.
–Вода ему не помеха.
–Медведь давно оставил берлогу, сейчас уже не голодный, нападать на человека не станет. – Кажется, я успокоил Нину, она больше не дрожит. А может согрелась у костра? Спать больше не хочется. Перекусили свежесолёным хариусом, потом съели банку сосисочного фарша и запили деликатесом – манговым соком Prodakch of India.
Говорят, Ольга, дочь Валерия Чкалова, была большой любительницей сплавляться по рекам, включая великие сибирские, вроде Лены. Конечно, полюбоваться Ленскими Столбами, проплывая рядом на плоту, - великое благо, но страшно представить если на Казачинских порогах Енисея плот развалится или окажешься на средине Обской губы с коротеньким шестом в руках… Молодёжь и студенты Красноярска облюбовали для сплава Ману, - очень удачный выбор. А тысячи остальных, особенно северных Угрюм-рек, останутся без внимания, малой толики любви?
Прошел еще час и мы увидели на правом берегу несколько развалившихся строений. Причалили к берегу. Светло, но очень рано. Над рекой стелется холодный туман, в небе между оранжевых облаков пробиваются лучи медленно по касательной восходящего солнца.
–В котором часу ты меня разбудила из-за этого медведя?
–В два, наверное.
–А сейчас?
–Почти пять.
–Пойдём вместе в посёлок. Рано еще, - плот наш никто не тронет.
Вспомнились «эоловы города» Центральной Азии в описании В. А. Обручева: башни и дома, узкие улицы, площади, кладбище… И ни одного окна! Словно жили здесь от рождения слепые или духи. Жуткое должно быть ощущение у путешествующего по такому «городу». Мы тоже в мёртвом посёлке. Здесь было не менее двадцати жилищ, - ничего нет. Срубы растащили на дрова, остались кучи битого кирпича от печей да ямки от погребов и колодцев. Всё что осталось от бывшего прииска Зыряновское. А было таких приисков на территории района более 500 (1886 год). Не один сезон кормит комаров бедолага-старатель, намыл золотишка, пора к нормальной жизни возвращаться, да только на пути губернский город со всеми соблазнами. Спускают старатели всё и опять по рекам и ручьям забираются в медвежьи углы сибирской тайги за призрачным фартом.
А что же местное население? Раньше их тунгусами обзывали, сейчас эвенки. Во всём Красноярском крае около четырёх тысяч. Столицу для них построили, всячески отваживая от кочевого образа жизни, ну и живут в Туре тысяча эвенков, четверть коренной нации края. Ну-ка, попробуй сыщи тунгуса в Северо-Енисейском районе (площадь 47242 км2)! Проще золотую россыпь сыскать в тайге, чем представителя этого народа. Он не оленевод, в основном рыбой питаются. Чум ставят на берегу, от которого через год никаких следов не останется. Национальная черта: им чуждо накопительство.
Хотел привести цитату И. А. Гончарова из «Фрегата Паллады» но не помню дословно. Что-то вроде: « Цивилизованному человеку в этих пустынях делать нечего». Это о Сибири! И ещё: «Надо быть отчаянным романтиком, чтоб не чувствовать себя одиноким на тысячи вёрст безлюдья». А мы отчаянные романтики! Редкая моторка попадается нам навстречу, и не чаще нас обгоняют, а справа и слева и того реже встретишь человека на десятки километров. Но это земли, веками осваиваемые русскими и русским же принадлежащие. Это наши бесшабашные предки в зимнюю стужу и летний зной, гнусом и зверьём съедаемые, шли стречь солнцу к новым благодатным землям. Слава вам, мужественные русские люди! Мы склоняем головы у ваших могил, нигде не сохранившихся, но свято в этой земле хранящихся.
Вадим Туманов, чья биография интереснее любой одиссеи капитана Блада, а дружба с великими (Владимир Высоцкий) зависть вызывает, позже (1987 г.) расскажет, что у нас только 50 наименований разведанного минерального сырья оцениваются в 30 триллионов долларов, в США их в три раза меньше, во всей Европе 5 триллионов, в Японии – ноль. Туманову можно верить. Великие, с которыми Вадим был на короткой ноге, не всегда печатают то, что сказывают в тесной компании. Недаром Железная Леди ратовала за раздел Сибири между всеми обделёнными минеральными ресурсами странами, а США после развала СССР рисовало карты, на которых вся Сибирь отходила Америке – не благодатное Приморье, не плодородные земли Сибири и Дальнего Востока, а неосвоенная пустыня Крайнего Севера. Губа не дура, однако!
В минорном настроении возвращаемся на плот. В своём путешествии хотелось бы ежечасно созерцать райские картины «Острова Рено» великого Рыцаря Мечты Александра Грина. Острова у нас нет, ночи прохладные, а вода так и вовсе холодная: наши купания лишь окунания на мгновение. Зато безлюдье, изобилие солнца, океан чистого неба и воздуха, юная зелень лиственниц, берёз и осинок, мимо проплывающих на невысоких берегах. Я с книгой сижу на корме, но нет желания читать, - слишком захватывающе великолепие окружающей природы!
Садилось солнце, когда нам попался небольшой остров, к которому мы и причалили. Тут мы обнаружили остов шалаша и старое кострище. Даже закопченный котелок лежал, перевёрнутый вверх дном. Мы решили заночевать здесь. На ужин была недавно пойманная рыба, которую мы как в детстве одевали на ивовый прутик и жарили на углях костра. На острове было много сушняка, вплоть до брёвен, намертво заякоренных у берега. Я притащил несколько толстых стволов, чтобы дольше горели. Под спальный мешок постелил охапку лапника. Нина было заартачилась:
–Тут же клещи могут быть!
–Волков бояться…
–У нас ведь прививок нет, - ворчит она.
–В колках барабинских степей полно клещей, я не раз у себя их снимал, а у лошадей этих тварей над копытами как бобов! Как не лопаются эти насосавшиеся твари!
–То лошади...
–Ну а тунгусы всю жизнь в тайге без прививок.
Потом мы долго наблюдали мистическую пляску огня. Как и первобытного человека нас притягивает, чарует огонь. В нашем двуспальном мешке мы располагаемся так, чтобы Нина была ближе к костру, может потому я замёрз первым и проснулся. Оживил костёр, дров подбросил и опять нырнул в тепло спального мешка, где тропики генерировала моя Нина. В небе с запада на восток три полосы, похожие на следы реактивных самолётов. Оранжевый цвет неба в ожидании восхода солнца и тёмно-фиолетовый на западе. Звёзды неяркие и лишь в зените. С каждой минутой всё ярче возгоралось расплавленное золото на востоке. Я не стал будить Нину, она бы непременно стала брюзжать и всё испортила. Я был в восторге от звёздного неба, по которому изредка пролетали спутники: их видно было только в зените и на короткое время – на фоне звёзд с большой скоростью передвигалась маленькая звёздочка, и не от горизонта до горизонта, а лишь на незначительный радиан. Чарующее единение с ангельским миром, - я и Вселенная.
Утром собирались недолго, кушать решили на плаву. Сказали последнее «прощай» приютившему нас шалашу и отчалили.
Кажется, замедлилось течению реки. Нас это не волнует, всё равно доплывём до Вельмо.
Солнце жжёт наши мокрые спины.
Имеется правительственный акт от 26 ноября 1658 года на имя Енисейского воеводы Максима Ртищева о разрешении «посадскому человеку» Алексею Жилину «… приисковать серебряную и золотую руду в Енисейской тайге». В 1814 году на приисках Енисейской тайги было 113000 рабочих. Это были, в основном, старатели.
По великим стройкам Коммунизма мы построим на Ангаре Богучанскую ГЭС, а на Енисее в 54 км выше Енисейска мощнейшую в стране ГЭС – 6 млн. кВт, 24 турбины. Тут ширина Енисея 1800 метров. Ниже по течению построят Осиновскую ГЭС. Энергии хватит Енисейску и Северо-Енисейску, Маклаково станет крупным центром химии и деревопереработки, наконец, начнётся добыча железных руд Ангаро-Питского месторождения. Пока это в планах на будущие пятилетки, а сейчас мы плывём через десятки километров безлюдья мимо старых, даже в геологическом масштабе, гор без скал и крутых вершин. И вокруг – золотая тайга!
В последнюю ночь нашего путешествия тоже ЧП было.
–А вот и Тунгусский метеорит! – Нина первая увидела этот странный светящийся объект на фоне еще редких звёзд. Размером с кулак, формой скорее шаровидной, цвет белый. Стартующая ракета набирает скорость, а здесь скорость, кажется, замедлялась. Объект летел по южному небосклону с запада на восток.
–На Ванавару полетел, - констатировала Нина.
В городах НЛО в форме блюдец летают, да еще с иллюминацией, а над тайгой невзрачными бесшумными болидами. Менее чем через минуту это нечто исчезло, словно растаяло без следа, Не удалилось, уменьшаясь в размерах и яркости свечения, а просто исчезло. Если бы я один видел, то протерев глаза подумал бы: привиделось.
Двадцатью километрами ниже по течению от впадения Теи в Вельмо слева как и Тея впадает река Чапа. Вот где, наверное, изобилие рыбы и дичи! На берегах Чапы нет населённых пунктов. Примерно на средине между устьями Теи и Чапы, только на правом берегу находится посёлок Вельмо-1. На карте рядом значок якорь – Порт! Только глав-ный посёлок в этих местах Вельмо-2, хотя и нет на карте возле него якоря, отсюда даже АН-2 летал в Северо-Енисейск, на нём мы и планировали улететь на рудник. Не летают больше самолёты, придётся нам назад моторкой добираться. А чтобы увеличить шанс поймать попутную лодку, мы решил поджидать её в устье Теи. Авось из Первого или Второго Вельмо будет идти моторка в посёлок Тея. Правый берег Теи в устье заболочен, мы всё-таки нашли сухое место. Здесь даже «бунгало» стояло, правда, крыша из лапника с прошлого года не менялась. Здесь мы и остановились в ожидании попутного транспорта.
Пьём чай. Наш «возница» появился из Вельмо-2, и когда он начал поворачивать в устье Теи, мы замахали руками.
–До Теи возьмёте? – Нина его уговаривает. – Заплатим, сколько скажете.
–Я как раз в Тею, грузитесь.
Мы быстро покидали свой нехитрый скарб на нос лодки, хотели было столкнуть плот, чтобы он продолжил путь вниз по течению, но хозяин лодки (я его мысленно кержаком обозвал), запротестовал.
–Давай его на берег вытащим, авось кому-то пригодится.
Резонно. Усилий троих человек нам не хватило вытащить плот на берег, но мы развернули его по течению, и в воде было лишь последнее бревно.
–Может пригодится кому, - оптимистически изрёк «кержак».
Владелец лодки неразговорчивый, да и разговаривать неудобно: тарахтит мотор, а мы с Ниной расположились на носу, а кержак на корме рулит, - метра четыре нас разделяет, так что познакомились и замолчали. Рыбы в лодке не видно, может в ящиках под сиденьями, закрытых от любопытных глаз. На куропаток и тетеревов охотиться не сезон, хотя двустволка у мужика под рукой. Ну, не наше это дело- браконьер он или нет, по какой нужде куда едет.
Мы с Ниной внимательно всматриваемся в берега и, кажется, что узнаваемые некоторые места мы не вчера видели, а едва ли не в далёком детстве или даже в предыдущей жизни. И охватывает тоска как предчувствие, что никогда-никогда мы больше не увидим эти берега. Будут большие реки, озёра, может моря, но с другими берегами. От уютного посёлка Тея мы проплыли по реке Тея до её впадения в реку Вельмо.
Я не обмолвился, назвав посёлок уютным. Нина со мной не согласна: её очаровала Абаза на юге Красноярского края, - не знаю, не бывал там. Мне вот глухой посёлок Тея нравится: зимой с остальным миром связанный единственной дорогой, снегом занесённой, - двум машинам не разъехаться, а летом уютный и прекрасный. Недаром сюда много лет спусьтя на открытие новой средней школы прилетит губернатор Александр Лебедь, правда, без друга Алена Делона.
Николай, хозяин лодки, выбрал место для ночлега. Знал его заранее. Тут была криничка, площадка под палатку, даже запасец сухих дров. Тут мы и разговорились.
–Мне Тимоха, кореш мой из Вельмо, через райцентр позвонил на почту в Тею с просьбой: «Колюня, выручай! До сих пор завоз не дошел. В посёлке, как в пустыне, даже одеколона нет. Не дай засохнуть. Привези что-нибудь.» Девчата с почты срочно сообщили мне просьбу друга. Вот и отвозил ему ящик спирта, два дня гудели у него. Тимоха браконьер еще тот! А если культурно сказать – охотник от Бога. Меня постоянно дичью кормит. Вот и сейчас медвежатины дал. Пробовали мясо медведя?
Николай принёс изрядный кусок медвежатины, завёрнутый в тряпицу. Мясо красное, неаппетитное на вид. Однако Николай приготовил из него бесподобные шашлыки, предварительно проварив крупные куски в котелке, а потом нанизав их на шампуры из берёзовых веток. Любовно священнодействовал Николай у прогоревшего костра, поворачивая оструганные берёзовые шампуры над углями. У нас никаких приправ к шашлыкам не было, надёргали пучок черемши, но такой вкуснятины я не ел ни до того, ни после. Никогда в жизни. Немножко подсаливали мясо, чуть круче черемшу, и без хлеба как в каменном веке поедали мясо зверя. И много лет спустя я буду вспоминать то пиршество на берегу Красавицы, то бишь, Теи, сибирской красавицы-реки.
10. Х1. 1966, редакция 2014 г.