ВАЛЕНТИН СУМИН                           

      М а й н а ч и

 

   На посту стало традицией: когда  с отливной исчезнет последний лёд, мы ехали по берегу моря от устья Тигиля, где располагался наш пост, до скал мыса Бабушкина. Так он называется на карте, мы же называем его Майначи. Скорее всего так называется летняя стоянка рыбаков вблизи мыса. Там производили засолку рыбы.

    В конце XIX века промышленник Филимонов (или Филиппов) в устье реки Тигиль занимался промыслом белуги. Промысловики внесли путаницу, назвав белугой (белухой) не осетровую рыбу, и вообще не рыбу, а северного китовидного дельфина или может полосатого дельфина. Эти виды дельфинов обитают в северной части Тихого океана (Алеутская и Курильская гряда), наверняка попадали и в море Охотское. Через полвека не стало этих дельфинов, я за год лишь однажды видел белое брюхо двухметровой животины, преследующей горбушу, идущую на нерест в реку Тигиль. Редкостью стали и сивучи, вот только лахтаки в изобилии. Сколько их на лайдах, появляющихся во время отлива островах, дремлют-отдыхают!  Бодрствует лишь один караульный, попробуй приблизиться к ним, вмиг в воду ретируются.

    В отливы здесь на 9 метров уровень воды понижается, недаром говорили о строительстве приливной электростанции в заливе Шелихова. Тундра мудро отгородилась от разрушительных приливов-отливов. Крутой берег почти 50-метровой высоты хранит болотистые просторы бескрайней тундры, покрытой кедрачом. Этот барьер почти на 180 градусов закрывает восточный обзор для наших радиолокаторов. Командование не раз твердило о необходимости передислокации станций наверх, в тундру. Слава богу, не было на посту бульдозера, сделать заезд на верхотуру, а лопатами солдатам было не под силу.  

   Машины ЗИЛ-151, на шасси которых находились радиолокационные станции (РЛС), должны быть всегда на ходу, потому им требовалась профилактика. Сами РЛС еженедельно были на профилактике, которые мы действительно выполняли, а по поводу ходовой части и тем паче переезда на запасную позицию, просто докладывали в Усть-Камчатск в штаб батальона о якобы произведенных действиях. Но однажды положенное по уставу и нормативам солдаты выполняли по совести, особенно когда наступала весна или короткое северное лето.  

   10 июня 1959 года выдался солнечный тёплый день, небо синее, море бирюзовое и нет пока комаров. Отливная как асфальт на столичных улицах. Вид автомобилей  непривычен- только шоферская кабина и без кузова, при этом десять вращающихся колёс. 11 часов дня. Отлив в разгаре. Два автомобиля газуют в юго-западном направлении,  десяток свободных от дежурства солдат едут на Майначи. С нами командир взвода лейтенант Олег, только что прибывший к месту службы выпускник Ленинградского радиотехнического училища (высшего, наверное), и командир поста, обиженный званиями, тоже лейтенант Токарев Владимир Тимофеевич. Для солдат хороший командир, в высшей мере специалист в радиолокационной технике, но вот не может общаться ни с подчинёнными, ни с вышестоящим начальством. Говорит как-то:  «бу-бу, бу-бу». Мы его «Деревягой» за глаза зовём, но не в обиде на командира поста, даже по-своему любим его.

   Командиры с водителями в кабинах, а мы стоим и держимся за кабину.

   –Барсучок! – заорал я, увидев, как в гору шустро убегает пестрый (видать, линяет)  зверь. Машины останавливаются, с карабинами СКС выскакивают лейтенанты. Мы все бежим за зверем, в котором знающие люди опознали медведя. Запыхались, поднявшись наверх. Медведь убежал, даже кусты кедрача нигде не качаются.

   Внизу несколько ям, в которых рыбу солили, сельдь, наверное. В ямах полно гнилой рыбы, издающей зловоние. Развалины двух рыбачьих хижин, примитивных, словно из эры неолита.

   –  Надо бы здесь засаду устроить, сюда медведи часто наведуются, - мечтает Деревяга.

   Вокруг разбросаны разорванные мешки с крупной солью – чисто русское расточительство. А на отливной каких только нет даров моря, скопившихся с прошлого лета!

   Дальше машины не пройдут из-за обилия валунов. Мы идём пешком к скалам мыса Бабушкина, что стеной обрываются прямо в море. На подходе любуемся маленькими водопадами, которые образуют ручейки из тундры. Обнажены горизонтальные пласты осадочных пород. Параллельно нашему пути следы двух медведей. Свежие.   

   Истошно кричат чайки, их много, полёт их далеко не такой изящный, как их рисуют художники – головы вниз, туловище короткое, толстое, тяжелое.

   Мягко обкатанные морем лежат удивительно круглые валуны. Дальше – вообще сплошные камни, передвигаемся прыжками, как кенгуру. Над головами стаи черных бакланов, топориков с массивными клювами, кайр, чаек. Приближаемся к вертикальной стене. С карнизов удивлённо смотрят тысячи птичьих глаз. После выстрела со своих гнёзд взлетает лишь малая часть птиц. Остальные только проявили любопытство и смотрят вниз. Это и есть птичий базар Севера.

   Словно пъедестал скала диаметром пять метров и высотой примерно десять. На этом каменном столбе недоступная чайка, гнездо у ней там, видать, – глупая от удивления  на нас смотрит, вытянув шею.

   Маркевич поднялся по расщелине и достал одно яйцо. Огромное, больше куриного, а ведь птицы меньше кур.

   Талгат  тоже пытается забраться вверх по скале. До гнёзд он не добрался, яиц не достал, зато насмешил нас, наблюдавших внизу, своим несуразным спуском: ну чисто клоун! До чего комично наше неумение!

   Небольшая морская волна играет мелкой рыбёшкой, тут же ютятся раки отшельники, крабы с одной большой клешнёй (бокоплавы?). Солнце словно сфокусировало свои лучи на эти скалы, - тут тепло, воздух пьянящий, само небо нереальной голубизны. Воздух пьянящий, чисто морской, тундрой и не пахнет. На душе восторг, как от прекрасной музыки. И на фоне этой девственной природы особенно контрастно грязными показались наши робы.

   Выстрел – тяжело падает баклан, сломав крыло. Он еще трепыхается в предсмертной агонии, поводит мутными глазами. Умирает. Трофей мы увезли с собой, ощипали, выпотрошили, но сколько не варили, мясо всё равно оказалось жестким до несъедобности.

   Огибаем еще один выступ скалы. Дальше прохода нет. Даже в пик отлива (2 часа дня) море не уходит от вертикально уходящих в воду скал.

   Грот. Постояли   в его сутени.  Вечно шумящие морские волны, небо в туче морских птиц. Дико. Первобытно. Воздух неподвижно глух.  Вот только воняет как в жилище стоматолид. Скалы побелены толстым слоем птичьего помёта.

   На заповедных Шантарских островах птичьи базары более  впечатляющи, но я счастлив, что довелось увидеть хоть такое чудо северной природы.

  В одном месте сверху свисают ржавые тросы. Кому-то же надо было нарушать девственность природы? И зачем?

  Прыгая по камням, возвращаемся к машинам. Грузим брёвна, ящики, топливо, одним словом. И возвращаемся на пост.

  В одном месте замечаем плавающую в море бочку. Стоп машины!

  Сколько мы не ждали, она всё не приближалась к берегу. А наши фантазии разыгрались:

  –  Может там пиво? Деревянная бочка с пивом не тонет.

  –  Со спиртом тем более не тонет…

  Олег, видать, в Неве купался, первый холодной воды не испугался. Нагишом  он идёт к ней метров сто, потом плывёт. А бочка оказалась пустой. Мы забираем её с собой как трофей.

  Обветрились и загорели лица, немного болят головы, голодные, но пресыщенные увиденной красотой, возвращаемся в казарму.

 

                                                     28. 02. 2010 по записи 10. 06. 1959 г.